Субботнее утро не порадовало. Голова норовила расколоться от боли, печень матерно ругалась, руки предательски дрожали. В общем все признаки жестокого бодуна были налицо.
Я осмотрелся. Довольно просторная комната, нежно-кремовые обои… А-а-а! Где я? Глаза зафиксировали блондинистую шевелюру.
— Эй, проснись! Э-э-эй!
— Ммм, отстань! Из-под одеяла показался ярко-голубой глаз.
— Ты кто?
— Я кто?! Нахал! Вообще-то это моя квартира!
— Я Миша, очень приятно, а тебя как зовут?
— А меня Маша… Надо же башка-то как трещит. — Эх, водички бы сейчас… холодненькой!
— Слушай, — а у нас с тобой было? — Признавайся, воспользовался ситуацией? Вернее мной?
— Сама макака!
— Ага, конечно! Позвольте представиться: потомственный некрофил Михаил Широков!
— Некрофил Михаил? Она расхохоталась, да так звонко, что я не удержавшись, тоже прыснул.
— Слушай, а где мы с тобой познакомились?
— Забыла? — не поверил я. Прямо здесь полчаса назад.
— Нет, ну ты точно дурачина! Непонятно, как я вообще могла связаться с тобой? Ведь как-то мы оба оказались здесь!
— Вот именно, оба! Вчера мы с ребятами сначала были в кафе, потом в ночном клубе, потом…
— «Потом в скверу, где детские грибочки, потом не помню — дошел до точки!» — процитировала Маша песню Высоцкого, чем приятно меня удивила.
Не каждый день встретишь блондинку, знакомую с классикой авторской песни.
— Маш, свари кофе, а? Пожалуйста!
— Ладно, — тяжко вздохнула Маша. — Так и быть, проявлю гостеприимство. Только сначала отвернись, мне надо одеться!
Через пятнадцать минут Маша пригласила меня на кухню: на столе радовали глаз две тарелки с пышным омлетом, щедро сдобренным сыром, беконом, помидором и зеленью.
…Два года спустя.
— Эй, проснись! Э-э-эй!
— Ммм, отстань! — из-под одеяла показался ярко-голубой глаз.
— Ну проснись же!
— Сказала же, отстань! Зараза!
— Сама инфекция! Машка, просыпайся, а то в загс опоздаем!
У нас сегодня свадьба, помнишь?
